Так как я знаю, что ты все равно не одобришь моих намерений,то я не стану ничего об этом рассказывать. Лучше я просто не вернусь.

Только, пожалуйста, поверь, что я люблю тебя так же сильно,как и всегда, то есть очень. Но мне не хочется ненужных споров. Я знаю, ты неодобряешь моего взгляда на вещи и поэтому не сможешь понять, почему я хочупоступить так, как решила. И не надо нам никаких откровенных разговоров,которые будут заключаться по сути лишь в том, что ты противопоставишь свою волюмоей и моему стремлению прожить жизнь по-своему. Поэтому я пишу тебе, чтобыпопрощаться. Крепко целую, Марсия».

Селби вложил письмо в конверт и взял со стола второе,датированное 5 октября 1931 года:

«Дорогой папа!

После моего последнего тебе письма в декабре я много думала.Я начинаю постепенно понимать, что это значит — иметь ребенка. Не знаю, как быэто тебе получше объяснить… В общем, где-нибудь вскоре после Дня благодаренияты станешь дедушкой. Боюсь судить, рассердит тебя эта новость или испугает.Вероятно, будет немного и того, и другого.

Парень, с которым я жила, не мог на мне жениться из-за своихродителей. В письме это объяснять слишком долго, да и все равно сейчас это ужене имеет никакого значения. Конечно, когда все лишь начиналось, мы думали, чтосможем пожениться, как только ему удастся договориться со своими. Он покинулменя месяц назад. Я все еще люблю его, но я не хочу, чтобы он возвращался.Теперь я увидела его таким, каков он есть на самом деле, — избалованный,эгоистичный, думающий только о себе лоботряс.

Да, у моего ребенка будет много трудностей. Прежде всего,ему придется расти без отца. И хотя я ни в коем случае не хочу становиться темчеловеком, который лишает его дедушки, я знаю совершенно твердо одно: я никогдане позволю, чтобы мой ребенок рос в атмосфере тех дремучих предрассудков,которые на протяжении стольких лет уродовали мой собственный взгляд на жизнь.

Нет, я нисколько за это тебя не виню. Винить тут нужно самокружающий нас мир. Но у тебя своя точка зрения, а у меня своя, и я отличнопонимаю, что ты никогда не сможешь ее принять.

Мне кажется, любовь — единственное, что вообще есть в браке.Те несколько слов, которые в торжественной обстановке пробормочет мировойсудья, ничего не прибавляют к лежащим в его основе отношениям. Да, я люблюэтого человека. Я не стану тебе называть его имени — так будет лучше. Янадеялась, что он женится на мне и к этому моменту я уже смогу написать тебе,что, как подобает, стала его законной женой. И тогда ты, возможно, захотел быувидеть меня. Теперь же дело можно представить так, будто, едва выйдя замуж, яуже развелась.

Итак, дальнейшее будет полностью зависеть от тебя. Если тыхочешь увидеть меня, если ты готов признать, что маленький человечек, которыйвскоре появится на свет, имеет право на твою любовь так же, как в случае, еслибы мировой судья получил свои пять долларов за прочтение нескольких строк изобрядовой книги, дай объявление в лос-анджелесских газетах… Я сейчас не вЛос-Анджелесе, но если такое объявление появится, мне станет об этом известно.

Только прошу тебя, папа, пойми одну-единственную вещь. Этообъявление тебе следует давать лишь в том случае, если ты готов пойти до конца.Мой ребенок — естественный результат отношений, в которые я вступила по добройволе и которые были основаны на любви. Если ты не сможешь взглянуть на все сэтих позиций, пожалуйста, не пытайся связаться со мной».

Третье письмо было датировано июлем 1937 года:

«Дорогой папа!

Немало воды утекло с тех пор, как я писала тебе последнийраз. То, что ты не стал помещать объявления в газете, ясно давало мне понять,какие чувства ты должен был испытывать.

У меня родилась дочурка. Я не смогла решиться отдать ееприемным родителям, хотя были времена, когда этот выход казался мнеединственным. Отец ребенка согласился немного помогать ему материально, иблагодаря этому мне удалось сохранить дочь… Но жизнь все же ужасная. Получаемыхденег мне едва хватает на девочку. Чтобы не умереть с голоду самой, приходитсяработать. Я вижу свою малышку очень редко, и встречи длятся всего по несколькучасов. Понимаешь, я ее мать, но я посетитель. Настоящий ее дом — школа, вкоторой она живет. Учителя там очень внимательны и относятся к ее судьбе сбольшим участием. Они знают о ней каждую мелочь, все самое сокровенное. Мне жеиз этого достается только часть, да и то через вторые руки. Когда я прихожу вшколу, это называется «свидание с мамой».

Короче, папа, я теперь практически лишена своей дочери. Анедавно вдруг поняла, что сама лишила тебя твоей. Сейчас я осознала, что такили иначе та боль, которую я испытывала из-за потери своей дочери, должна бытьво многом сродни тому, что испытываешь ты. Но столь же хорошо я понимаю и то,что ты никогда в этом не признаешься. И не сделаешь шаг навстречу. Черезкакое-то время я собираюсь прийти и поговорить с тобой. Но одно я решилатвердо. Ты никогда не увидишь своей внучки; если не сможешь к ней относитьсянадлежащим образом. Что же касается меня, то твое отношение ко мне тут особойроли не играет, и я действительно очень хочу тебя повидать. Не знаю, хочешь лиэтого ты. Во всяком случае, не удивляйся, папа, если в один из ближайших дней япоявлюсь к тебе как снег на голову. Сейчас я нахожусь далеко, поэтому, чтобынакопить денег на билет, мне потребуется некоторое время. Очень тебя люблю икрепко целую.

Твоя непутевая дочь Марсия».

Селби почти благоговейно свернул письма и вложил их впотрепанный, испачканный конверт.

— Однако жизнь все-таки очень непростая штука, — произнесон. — Люди идут по ней ощупью, стараются совершать правильные поступки, онинадеются обрести счастье, но так часто оказываются неспособными найти его из-запростого отсутствия взаимопонимания.

Вот, к примеру, этот человек. Он ведь очень любил свою дочь.Он хранил ее письма. Ты только подумай о том одиночестве, которое разъедало егосердце. Он перечитывал эти письма столько раз, что бумага истончилась отприкосновений, а строчки сделались тусклыми. И тем не менее он все же не смогнабраться сил, чтобы простить ее. Чуть больше терпимости, чуть больше пониманияи доброты — и они смогли бы быть счастливы. Если бы дед работал и немногопомогал ей деньгами, у нее появилась бы возможность вернуть себе дочь… Так илииначе, Гарри, мы должны отыскать эту девушку. Я надеюсь, у ее отца быликое-какие средства, и теперь они могут ей очень пригодиться.

— Что-то не похоже, что при жизни он купался в деньгах, —заметил эксперт. — Одежда довольно поношенная. В бумажнике, правда, кое-чтоимеется, но этого едва хватит на то, чтобы его похоронить.

— Кстати, мы встретили его вчера у дороги. Он ловил попутку.Рекс Брэндон хотел было обвинить его в бродяжничестве, но…

— Вы заглядывали в его документы?